Вот ещё один год позади, а ощущение такое, будто только вчера сел за главу об октябре и Великой галактике. Но вот на дворе снова октябрь, снова поднялось созвездие Скульптора над горизонтом, только всё впустую – небо закрыто тучами уже который день подряд…
Думается, что в своих записках я не охватил и десятой доли той радости, что удалось испытать мне за все время наблюдений со своим старинным другом – простецким рефлектором Ньютона на монтировке Добсона. Что ж, так, наверное, оно и есть, можно считать, что я описал один год из этих пятнадцати, проведённых в полноправном «статусе» любителя астрономии. Точнее, уже шестнадцати…
Наверное, каждого наблюдателя скоплений и галактик рано или поздно посещает каверзная мысль: а есть ли какая-либо научная польза таковых наблюдений? Можно ли найти не только эстетический смысл созерцания всего этого небесного великолепия, если в наши миниатюрные, в сравнении с научными, инструменты оно предстает лишь несколькими десятками ярких объектов и подавляющим большинством очень слабых, невзрачных и похожих друг на друга туманных пятнышек? В чем может состоять практическая полезность астрономических наблюдений подобного рода, если сколь либо доступные нам галактики и скопления давно занесены в каталоги и «прочёсаны» всякими хабблами вдоль и поперек? Длительность жизни большинства объектов глубокого космоса несоизмерима с жизнью человека, она на порядки превосходит время существования цивилизаций, поэтому ожидать, что в небе зажжётся новое скопление или туманность бессмысленно.
И всё же таковая польза имеется, хоть она и потребует для своего воплощения массу свободного времени и усердия. Это, к примеру, поиск сверхновых в других галактиках. Несмотря на то, что существует несколько профессиональных программ, направленных на реализацию данной цели, сверхновые звезды продолжают регулярно открываться и независимыми любителями астрономии.
Также не стоит упускать из вида, что существует ряд объектов, развивающихся, по космическим меркам, стремительно. Это туманности-остатки сверхновых, туманности вокруг недавно зародившихся звёзд (Переменная туманность Хаббла) и ряд других. Изменения в блеске квазаров можно обнаружить, проводя измерения с периодичностью в несколько месяцев.
Если бы инструменты, используемые любителями, были лишь капельку мощнее, исследование переменности квазаров стало бы самостоятельной областью любительской астрономии, какой стало когда-то наблюдение переменных звёзд.
При всём этом, созерцание бесконечно далёких и слабых пятнышек, закорючек, шариков и россыпей звёздочек большей частью мы любим не за то, что в их наблюдении может крыться тот или иной прок. Хобби – это такая часть нашей жизни, которым занимаются вовсе не ради материальной пользы, а ради удовлетворения своих эстетических потребностей, для души.
При этом наблюдение туманных объектов – это хобби совершенно особенного свойства: многие увлечения сводятся к обладанию чем-либо, чего мы изначально не имеем, будь то коллекционирование в любом своем виде или моделизм, в то время как объекты глубокого космоса – все, без исключения – одинаково принадлежат всем нам, нужно лишь суметь до них дотянуться. Наконец, вся любительская астрономия – это, без сомнения, самое высокое из всех увлечений.
Я не могу завершить эту книгу, не упомянув ещё об одном чувстве, которое позволяет мне увидеть знакомые объекты глубокого космоса с принципиально иного ракурса. Я говорю о религиозном чувстве, проявления которого специально вынес из основного тела книги. Мне не понаслышке знакомо чувство отчуждения, возникающее в то самое мгновение, когда выясняется, что вера собеседника (религиозная или атеистическая) не совпадает с твоей собственной. Оно мне известно, потому что и я когда-то давно был атеистом, весьма идейным, между прочим. После того, как пару лет назад электронное издание этой книги появилось в свободном доступе, я выяснил, что именно послесловие вызвало ряд негативных откликов и оценок, а для некоторых любителей астрономии я на некоторое время стал даже кем-то вроде личного врага. Наверное, всем было бы проще, и мне в том числе, если тема веры в Бога вообще не поднималась бы на страницах этой книги. Но я хочу не как проще, мне хочется завершить книгу так, как велит моя совесть. Для печатного издания я несколько переработал послесловие, но не могу гарантировать, что нижеследующий текст не оскорбит чьи-либо отличные от моих чувства. Поэтому, если опасаетесь этого, просто переверните эту страницу и прочтите последний абзац книги.
Часто бывает так, что для единения с Космосом вовсе и не нужен телескоп. Иногда очутишься где-нибудь в незнакомом и далеком от людей месте, в забытой богом провинции, под глубоким, словно колодец, небом, взъерошенным свежим осенним ветром; несмотря на то, что находишься очень далеко от близких тебе людей, ощущаешь незримую связь с ними, а глядя на звёздный океан, исполняешься ощущением взаимосвязанности не только со своими знакомыми, но и с людьми, которых никогда видел и даже теми, которых никогда не увидишь. Небо над головой – это то, что, объединяет всё человечество.
Однажды я оказался ночью на Куликовом поле, не специально, проездом, но не смог не засвидетельствовать свое почтение к делам давно минувших дней и вышел из машины в темную ночь. Стоял теплый май, воздух был сладок и тягуч, словно патока, бесчисленный рой мотыльков вился в свете фар и стукался о стёкла. Звёзды на угольном небе были настолько ярки, что казались маслянистыми. Лёгкие порывы ветра, пробегающие волнами по поверхности сочной травы, треск мотыльков, трели соловья где-то очень-очень далеко и всё. Нет больше звуков в целом мире. Спустя многие века ничто, конечно, не говорит о кровопролитности свершившейся тут битвы, что эта уютная равнина, вспаханная оврагами, когда-то была вспахана оружием, что вместо нынешней разлившейся по ней умиротворенности по ней была разлита кровь десятков тысяч людей.
Мне подумалось, что, не с самой маленькой вероятностью в Куликовской битве принимали участие и мои далекие прародители, что, быть может, и их позабытый прах был развеян именно на этой равнине, лежащей под моими ногами. Наверное, именно в ту ночь я явственно осознал, что звёздное небо над головой, неизменный вид которого созерцали наши самые далекие предки, является одним из того немного, что едино для всего человечества без исключения. А лично для меня его красота и осмысленность свидетельствуют о том, что наши человеческие жизни – короткие, длинные, прошедшие, настоящие, те которым только предстоит зажечься – не есть лишь бессмысленное движение молекул, но что-то обладающее великой ценностью по сравнению с которой меркнут даже самые грандиозные галактики и квазары.
«Самый несчастный человек на свете – это атеист, он видит морской закат, и ему некому сказать спасибо за эту красоту», – очень лаконично заметил Гилберт Честертон, и именно это предложение могло бы стать девизом моей финальной главы, а возможно, и всей книги. Увы, я не Честертон, и мне потребовалось гораздо больше слов, чтобы выразить это чувство.
Осознание того, что мир существует не сам собой, а укоренён в чем-то высшем и абсолютном, что разум и добро суть не выдумки, что человек с его мечтами и надеждами имеет право не чувствовать себя одиноким и покинутым в хаосе мёртвых сил природы, наполняет каждый взгляд в окуляр совершенно иным смыслом. Моя вера утверждает меня в том, что фокусом, смысловым центром Вселенной является человек, что всё многообразие форм природы, вся красота и сложность законов мироздания, вся колоссальность и таинственность космических явлений – всё это вторично, все это лишь декорации и инструменты для познания нами окружающего мира. Какое-то очень далёкое от обыденности чувство возникает, когда глядя на клочок тумана, составленных из многих миллиардов звёзд, думаешь, а что если все эти миллиарды сияют исключительно ради нас с вами?
Увы, у нас никогда не получится найти Бога-Творца в нашей Вселенной, равно как невозможно открыть книгу «Наедине с Космосом» и обнаружить в ней живого Виктора Смагина. Однако думаю, что если образованный человек откроет любую книгу, у него не возникнет и мысли о том, что все буквы в ней, подчиняясь лишь законам лингвистики, сложились в слова, а слова – в предложения. За любой книгой мы всегда чувствуем незримое присутствие автора, а иногда даже можем составить представление о нем, как о личности.
Аналогичным образом мне видится и наш мир, книга, написанная величайшим писателем, сделавшим человека её краеугольным камнем и наделившим его исключительным даром – даром творчества. Написав эту небольшую книгу и сравнивая её с книгой вмещённой между обложками земли и неба, невольно преисполняешься благоговения, ощущая себя чем-то вроде капелькой росы, лежащей на берегу мирового океана.
Не всегда нужен телескоп, чтобы преисполниться красотой и осмысленностью окружающего Мироздания, но именно он позволяет проникнуть в те сферы, которые скрыты от большинства обывателей, с тем, чтобы обнаружить величие Творца и в них и попытаться разделить свою радость с пока незнакомыми мне людьми – моими читателями.
Тёмные, словно угольный мешок, ночи, исполненные бриллиантовым мерцанием звёзд и призрачным сиянием высоких галактик никак нельзя представить без единения с окружающей природой, с шумом ветвей, плеском волн, доносящимся откуда-то снизу и без Того, Кто нас объединяет – вот, пожалуй, основная мысль, которую я хотел выразить этой книгой.
Сергиев Посад,
2008–2009
